Освободитель, получивший Тору[1]
Моше-рабейну представлен в Торе в двух различных ролях: он является «спасителем Израиля» и одновременно «дающим Тору». Можно было бы предположить, что один человек будет исполнять роль освободителя, а другой — законодателя, ведь это две разные сущности. Нет необходимости в том, чтобы человек, спасающий народ и дарующий ему политическую независимость, также был величайшим из пророков.
Но вот Божественное провидение послало одного человека, чтобы он исполнил обе эти миссии. В этом уже содержится великий урок: нет Торы, которая не связана с государственной независимостью, и Тора, которую даёт Моше, является ключевым элементом формирующейся национальной идентичности.
Наше основное внимание будет сосредоточено на первом аспекте личности Моше- рабейну — Моше как освободителе, выводящем нас из Египта, — так как это имеет важные последствия для характера будущего освобождения.
Известное правило, приведённое в Талмуде (Мегила 14а):
«Пророчество, необходимое для всех поколений, было записано, а пророчество, не имеющее значения для будущих поколений, не записано».
Тора нам очень мало рассказывает о жизни Моше-рабейну. Описанные в Торе события охватывают примерно три года:
– Некоторые эпизоды из его юности и зрелости;
– События первого года после выхода Израиля из Египта;
– События сорокового года после выхода Израиля из Египта.
Из 120 лет жизни Моше 117 лет остаются незадокументированными в Торе.
Очевидно, что эти 117 лет не являются необходимыми для понимания Божественного замысла в Его Торе, но те три года, которые описаны, жизненно важны.
Освободитель извне
Моше-рабейну родился как личность, стоящая вне народа. Он вырос вне рабства и даже вне чувства чужеродности. Хотя колено Леви, к которому он принадлежал, не было порабощено египтянами в соответствии с наказанием: «И поработят их, и будут мучить их», оно всё же испытало на себе исполнение пророческих слов: «Потомство твоё будет пришельцем в земле чужой» (Берешит 15:13). Однако сам Моше не испытал ни первого, ни второго. Он был соотечественником в Египте, воспитывался во дворце фараона. Возникает вопрос: почему Провидение выбрало именно такого человека, с такой судьбой, чтобы он стал освободителем Израиля?
Можно рассмотреть этот вопрос в двух аспектах, и оба они встречаются в учении рава Ашкенази (Маниту).
Первый аспект основан на общем принципе, упомянутом в Талмуде (Брахот 5б): «Заключённый не может освободить сам себя из тюрьмы». Человек, находящийся в рабстве, не может быть причиной своего освобождения. Должна существовать внешняя сила, которая освободит узника из тюрьмы, потому что само понятие свободы не является составляющей рабства и не может зародиться в нём. Поэтому освобождение Израиля должно исходить от совершенно внешнего по отношению к народу элемента.
Маѓараль из Праги задаётся вопросом: почему жена Моше-рабейну не была еврейкой? Как мог освободитель народа взять в жёны мидианитянку? Он объясняет это так: если бы Моше женился на еврейке, он бы принадлежал к определённой семье в народе и стал бы частью узкого сектора. Однако его жена была чужестранкой, чтобы он сохранил статус общенациональной личности.
Второй аспект более глубок, и рав Ашкенази подчеркивал его множество раз: важно, что именно Египет является тем, кто «даёт» освободителя. Общечеловеческая культура должна участвовать в освобождении Израиля от других народов, потому что речь идёт не только об освобождении народа Израиля, но и о спасении всего человечества. Как сказал рав Кук: «Исход Израиля из Египта навсегда останется весной всего мира». Египет — колыбель всех культур, возможно, даже величайшая из цивилизаций всех времён, а во времена Моше он был вершиной человеческой культуры. Поэтому, если человечество должно быть освобождено, необходимо, чтобы Египет принял участие в процессе избавления народа Израиля.
Можно сказать, что в этом смысл выражения «Исход Египта». Если бы речь шла только о выходе народа Израиля, следовало бы назвать это событие «Исход Израиля» или «Выход из Египта». Однако выражение «Исход Египта» означает, что освобождение касается и самого Египта. В любом случае, это надежда на то, что Египет тоже выйдет из рабства, и именно поэтому Моше-рабейну должен был вырасти как египтянин.
Чтобы такой процесс имел успех, душа освободителя должна быть абсолютно чистой. О рождении Моше сказано (Шмот 2:2): «Она увидела, что он хорош», а Аризаль объясняет, что в душе Моше не осталось ни одной дурной искры. Все духовные испытания, которые душа должна пройти в этом мире, были завершены ещё до её нисхождения в этот мир, и потому его душа была абсолютно чиста.
Поэтому, хотя Мошерабейну находился в самой глубине египетской культуры, погрязшей в пятидесяти вратах нечистоты, он остался абсолютно чист со всех точек зрения.
Избрание
Давайте разберем объяснения рава Ашкенази к следующим стихам из книги Шмот, гл. 2.
«И пошёл человек из дома Леви, и взял в жёны дочь Леви» (Шмот 2:1). Текст скрывает от нас имя этого мужчины и женщины из дома Леви.
В следующем стихе сказано: «И зачала женщина и родила сына, и увидела, что он хорош (тов)» (Шмот 2:2).
Ожидалось бы, что далее в тексте будет сказано, как назвали ребёнка: «…и назвала его Тувия», ведь в Танахе обычно реакция матери служит обоснованием для имени новорождённого. Однако текст умалчивает и не указывает ни имя ребёнка, ни имя его матери.
Также не упоминается имя его сестры: «И встала его сестра вдали» (Шмот 2:4), как и имя дочери фараона. Словно текст хочет сказать нам, что Моше-рабейну по сути своей не принадлежит ни Израилю, ни Египту. Моше — это чистая душа, пришедшая из первичного света сотворения мира. Похоже, что так это понимали и мудрецы (тр. Сота 12а), ведь они сопоставляют стих «И увидела его, что он хорош» со стихом «И увидел Бог свет, что он хорош».
Однако даже тот, чья душа чиста, сохраняет возможность выбора, и ему предстоят испытания. Конечно, не испытания борьбы с низменными желаниями и плотскими влечениями, но ответственностью и свободой выбора — какие идеалы достойны воплощения в мире и какие направления необходимо реализовать.
«И вырос младенец, и привела его к дочери фараона, и стал он ей сыном. И назвала его именем Моше, и сказала: «Потому что из воды я его извлекла»» (Шмот 2:10).
Дочь фараона называет ребёнка «Моше». Это египетское имя. Среди исследователей Танаха есть две основные гипотезы о значении имени. Одна утверждает, что «Моше» — это египетское слово, означающее «сын», что согласуется с предыдущими словами стиха: «И стал он ей сыном, и назвала его именем Моше». Другая гипотеза утверждает, что «Моше» означает «вода», что согласуется с продолжением стиха: «Потому что из воды я его извлекла». В любом случае, это египетское имя.
Таким образом, из текста мы знаем египетское имя избавителя — «Моше», но не знаем его еврейского имени. Однако, обратим внимание на продолжение стиха: «И сказала: «Потому что из воды я его извлекла»». Слово «и сказала» кажется лишним. Ведь если говорит дочь фараона, можно было бы написать: «и назвала его именем Моше, потому что из воды его извлекла» или «потому что сказала: из воды я его извлекла». Слово «и сказала» указывает на появление нового персонажа.
Рав Ицхак Абарбанель считает, что здесь говорит Йохевед. Йохевед, говорившая на иврите, сказала: «потому что из воды я его извлекла». Возможно, еврейка дала еврейское объяснение египетскому имени: «Ты извлекла его из воды, поэтому имя подходит». Это часть формирования идентичности Моше, в которой есть двойственность, и обе эти идентичности присутствуют в одном имени.
«И было в те дни, и вырос Моше, и вышел к своим братьям, и увидел их страдания» (Шмот 2:11). Каково значение этого «вырос» после того, как в предыдущем стихе уже сказано: «И вырос младенец»? Мудрецы говорят, и Раши приводит их слова: «Первый раз – в смысле роста, второй раз – в смысле величия, ведь фараон назначил его над своим домом». Здесь «вырос» означает власть. Моше, естественно, становится премьер-министром Египта, ответственным, среди прочего, за строительство пирамид. Он отвечает за то, чтобы евреи продолжали строить. Моше знает, что он приёмный сын фараона, царя Египта, главы человеческой истории своего времени, и что однажды он будет призван стать наследником фараона. Но, с другой стороны, ему, конечно, не неизвестно, что он сын Амрама, а Амрам – глава колена Леви и глава всех колен Израиля. В будущем он, возможно, станет царём Израиля по праву рождения. Он должен решить, к какой истории он принадлежит, или, точнее, в пользу какой истории он сделает выбор.
Поэтому сказано: «И вырос Моше и вышел к своим братьям». Вопрос – кто его братья? Рабейну Авраам Ибн Эзра говорит: «Братья – это египтяне», а Рамбан говорит: «Братья – это евреи». Как будто Моше выходит проверить, прав ли Ибн Эзра или Рамбан. «И вышел к своим братьям», – он идёт узнать, кто его братья, к кому ему следует принадлежать.
«И увидел их страдания», – по мнению Рамбана, он увидел их страдания и тяжёлый труд. По мнению Ибн Эзры, слово «страдания» в Танахе не означает страдание, а работу, обязанности: «И поставил его над всей работой дома Йосефа» (Млахим I 11:28). То есть Моше вышел посмотреть, выполняется ли работа евреев должным образом. Если так, у нас всё ещё нет окончательного ответа.
Далее в стихе сказано: «И увидел человека египтянина, бьющего человека еврея из его братьев». «И увидел» – что Моше видит в месте столкновения двух идентичностей, между которыми он колеблется? «Человек–египтянин». Слово «человек» здесь в смысле важности. Моше видит Египет как важное творение. «Бьёт человека еврея» – евреи тоже важное творение. Но он видит, что один человек бьёт другого.
«Из его братьев» – здесь Моше решает, что он на стороне избитого. Это моральное решение, немного напоминающее романтизм левых: тот, кого преследуют, прав.
Рав Ашкенази подчёркивает, что на этом этапе его жизни идентификация Моше с народом Израиля предшествовала Божественному откровению и происходила по моральным соображениям. Моше увидел в народе Израиля воплощение морали. Вопрос в том, был ли этот вывод верным только потому, что народ Израиля был угнетён. Мы увидим позже, что Моше пересмотрел этот вывод, но на первом этапе так решает избавитель. Мы видим этот же образец поведения и в более поздних поколениях: Теодор (Биньямин Зеэв) Герцль вырос в австрийской культуре и размышлял, нужно ли для исправления мира полностью присоединиться к общей культуре или занять иную позицию, которая сохранит еврейскую уникальность? Но после несправедливости, совершённой по отношению к Дрейфусу, всё становится ясно. Он решает написать «Еврейское государство» и основывает Сионистскую организацию.
«И повернулся он туда и сюда, и увидел, что нет никого, и убил египтянина, и скрыл его в песке» (Шмот 2:12).
Что означает «туда и сюда»? Можно сказать, что Моше посмотрел в обе стороны, вправо и влево, и не увидел людей. Но если там действительно никого не было, то как на следующий день все узнали, что он убил египтянина? Следовательно, мы вынуждены сказать, что «и повернулся туда и сюда» относится к еврею и египтянину. Так объясняет и Раши: «Моше посмотрел на египтянина и увидел с помощью духа пророчества, что от этого египтянина не произойдёт ничего хорошего в мире».
В предыдущем стихе мы видели, что там есть «человек–еврей» и «человек–египтянин». Это две важные реальности, но с точки зрения Моше, египтянин перестал быть «человеком», то есть Египет перестал занимать центральное место в истории. Поэтому сказано: «и убил египтянина, и скрыл его в песке». Здесь не сказано «человека-египтянина», потому что Моше понял, что всё, что останется от Египта, будет погребено в песке.
«И вышел он на следующий день, и вот – двое евреев ссорятся, и сказал он злодею: «зачем ты бьёшь ближнего своего? «» (Шмот 2:13).
Моше выходит навстречу евреям, чтобы создать народ. Но он сталкивается с суровой реальностью – разногласиями и враждой между ними. Его появление вызывает удивительную реакцию:
«И сказал тот: «Кто поставил тебя человеком-князем и судьёй над нами? Разве ты намерен убить меня, как убил египтянина?»» (Шмот 2:14).
Этот вопрос кажется очень странным, ведь Моше был поставлен фараоном над Египтом. Ведь у него была официальная власть убивать, и очевидно, что он мог судить их! Однако с точки зрения евреев позиция такова: пока ты был египтянином, у тебя была власть убивать, но теперь, когда ты перешел границу и решил присоединиться к нам, тебе нужно доказать себя. Ты должен соответствовать нашим внутренним критериям. Поэтому сказано далее:
«И испугался Моше и сказал: «Действительно, стало известно это дело»».
Раши комментирует: «Мне стало понятно то, о чём я раньше недоумевал, – в чём вина Израиля среди всех семидесяти народов, что они подвергаются тяжёлому рабству? Теперь я вижу, что они этого заслуживают».
Это хорошо, что они находятся в рабстве, потому что это испорченное общество, общество, в котором распространено злословие, и такому обществу нельзя позволить обрести политическую независимость. Моше-рабейну признаёт, что ошибся, когда думал, что всякий угнетённый также и прав. Теперь он оказался в положении, при котором он не принадлежит ни Египту, ни Израилю. Ему ясно, что ни Египет, ни народ Израиля не являются носителями истинной морали.
«И услышал фараон об этом деле и захотел убить Моше» (Шмот 2:15).
Фараон понимает, что Моше больше не защищён ни Египтом, ни Израилем. Если бы Моше идентифицировал себя с народом Израиля, фараон не попытался бы его убить, так как он являлся бы частью национального руководства Израилем. Да, это народ рабов, но всё же народ. Однако теперь, когда он остался без места, без национальной принадлежности, у Моше не остаётся иного выбора, кроме как бежать.
«И убежал Моше от фараона, и поселился в земле Мидьян, и сел у колодца» (Шмот 2:15).
Что означает повторение слова «и сел»? Раши объясняет: «Он научился у нашего праотца Яакова, что его бракосочетание произошло у колодца». То есть, Моше-рабейну отправился сделать то же самое, что и праотец Яаков: создать народ Израиля. Моше пытается создать новый избранный народ через одного из сыновей Авраѓама, которого родила ему Кетура, – через мидьянитян. Рав Ашкенази говорил, что существует и такой поиск. Есть евреи, которые разочаровались в европейской культуре после Катастрофы, но они также разочаровались и в государстве Израиль, и из-за этого ищут третий народ, для которого они могли бы стать сионистами…
В Мидьяне Моше изучает «иудаизм». Итро обучает его традиции праотца Авраѓама. Всё наследие дома учения Шема и Эвера переходит к Итро. Десятки лет Моше готовит себя к этой миссии — созданию народа: он становится пророком и в течение сорока лет ведёт свое стадо в пустыню, к горе Божьей. Сорок лет Моше-рабейну управляет стадом Итро, а затем ему предстоят ещё сорок лет, чтобы вести других, привести их к горе Божьей. Моше — это великий успех учебного дома Итро.
После сорока лет духовного возвышения Моше-рабейну слышит слово Бога из горящего куста: «И сказал Господь: вижу, вижу бедствие народа Моего, который в Египте» (Шмот 3:7). Рав Ашкенази спрашивает: разве мы не знали, что народ Израиля находится в Египте? Однако смысл слов Бога таков: народ избранный — не Мидьян. Народ Мой — это те, кто в Египте. Моше уже восемьдесят лет, и теперь, в старости, он слышит, что избранный народ — это всё-таки народ Израиля. Однако его вопрос остаётся в силе: как может быть, что народ, в котором присутствует злословие, является избранным народом? Рав Ашкенази объясняет: «Бедствие народа Моего, который в Египте». Что привело к духовной бедности народа Израиля, к его моральному упадку? Ведь сказано (тр. Недарим 41а): «Нет бедности, кроме как в разуме». — Рабство в Египте — это внешняя характеристика, а не внутренняя сущность. Рав Кук (Олат Рэая II, 278) говорит: «Они сделали нас плохими». Египтяне испортили нас. Поэтому необходимо вывести народ Израиля оттуда.
Послание
Моше поручается двойная миссия (Шмот 3:10): «А теперь иди, и Я пошлю тебя к фараону» — это одна миссия, «и выведи народ Мой, сынов Израиля, из Египта» — это вторая миссия. Всевышний хочет раскрыть Себя перед двумя народами: сначала перед Египтом, а затем перед народом Израиля. Однако это создаёт трудность, ведь для каждого из них требуется отдельный посланник. Для Египта нужен еврей, чтобы научить их понятию Бога, а для евреев нужен египтянин, чтобы освободить их от рабства. И вот, Всевышний поручает Моше выполнить обе миссии!
Моше отвечает (Шмот 3:11): «И сказал Моше Богу: кто я?» То есть скажи мне, какова моя истинная сущность, ведь возложенная на меня двойная миссия ещё больше усложняет вопрос, с какой идентичностью мне предстать: «как я пойду к фараону», с одной стороны, и «как я выведу сынов Израиля из Египта», с другой стороны?
Всевышний отвечает ему (Шмот 3:12): «Ибо Я буду с тобой». Тот, кто посылает тебя к сынам Израиля, — это «Вездесущий» («Я пребуду» – четырёхбуквенное непроизносимое имя Б-га (Тетраграмматон) означает «был, есть и будет», прим. пер.) — Всевышний, раскрывающий Себя как управляющего историей: «Я буду с ними в этом изгнании, и Я буду с ними в другом изгнании». Ты послан к народу Израиля с национальной миссией, чтобы они вышли на историческую арену: «Так скажи сынам Израиля: «Я пребуду» послал меня к вам» (Шмот 3:14).
Но перед фараоном раскрывается иное управление (Шмот 3:12): «И это будет тебе знамением, что Я послал тебя». Тот, кто посылает тебя к фараону, — это имя «Анохи» («Я», иврит). «Анохи», Я, — это имя Дарующего Тору: «Я — Господь Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской». И это же подтверждается продолжением стиха: «Когда выведешь народ из Египта, будете служить Богу на этой горе».
И действительно, сыны Израиля последовали за именем «Я пребуду» и вышли из Египта, чтобы реализовать свою национальную идентичность, тогда как египтяне последовали за именем «Анохи», Я, — многочисленная «смешанная толпа» (эрев рав) вышла из Египта в основном для получения Торы. Эрев рав — это «народ» в стихе «Когда выведешь народ из Египта». Их мотивация религиозная, они привлекаются мистической стороной лидерства Моше.
Разговор у горящего куста между Всевышним и Моше был очень долгим. Мудрецы говорят, что он длился несколько дней. Моше отказывается от миссии, несмотря на то что Всевышний повелевает ему. Его аргумент: «Я не умею говорить». Речь идёт не о нехватке риторических способностей, а о том, что он не принадлежит к той же культурной среде. Освободитель приходит из общей культуры, поэтому даже когда он говорит о фундаментальных идеях учения Праотцов, это звучит чуждо. Поэтому Моше опасается, что его речь не подействует на них. Его последняя аргументация: «Пошли того, кого Ты пошлёшь» (Шмот 4:13), и Раши объясняет: «Пошли того, кого Ты привык посылать», то есть Аѓарона. Аѓарон вырос в доме учения, он погружён в религиозное руководство и будет принят ими.
Ответ удивителен (Шмот 4:14): «И воспылал гнев Господа на Моше». Почему возникает гнев? Ведь это проявление смирения! «И сказал Он: «Разве не Аѓарон, брат твой, левит? Знаю, что он умеет говорить»». Аѓарон и религиозное руководство действительно умеют создать религиозный фон, но у них нет политических способностей. Разговор в Доме Учения (бейт мидраш) не занимается практическим аспектом освобождения, его риторика усыпляет всякую инициативу: «С Божьей помощью мы выйдем из этого изгнания, в конце дней Всевышний пошлёт нам освободителя. Не волнуйтесь, терпение, вера, в конце концов, мы выйдем отсюда…». Поэтому только Моше, знающий политические стратегии, подходит для этой миссии. Однако здесь добавляется ещё один элемент: «И вот, он выходит навстречу тебе и, увидев тебя, возрадуется в сердце своём». Моше-рабейну опасался, что Аѓарон не примет его руководства, поскольку он, Моше, вырос в другом доме учения, а без него будет сложнее строить нацию. Всевышний говорит ему: Аѓарон с тобой. Вместе с политическим руководством появится и фигура религиозная, подобная раву Куку, которая даст одобрение всему процессу и объявит, что это путь, избранный Богом для освобождения нации.
Здесь есть интересный момент. Во всей истории сионистской организации, а также в правительствах Израиля после провозглашения государства, светское сионистское руководство постоянно заботилось о том, чтобы в коалиции была хотя бы одна религиозная фигура. Даже когда это не было необходимо с политической точки зрения, делались усилия, чтобы в правительстве был хотя бы один раввин. Есть некое ощущение необходимости одобрения от того, кто ассоциируется с продолжением еврейской идентичности на протяжении поколений.
Легитимность вопроса
Можно ли сказать, что Моше-рабейну, человек, столь близкий к Всевышнему, сомневается в том, быть ли ему египтянином или евреем? Или по поводу своей миссии — следовать ли религиозному пути или государственному? Разве это не отрицание избранности Израиля?
Рав Ашкенази часто повторял один из важнейших принципов в интерпретации: когда вопрос впервые задаётся в истории, он является легитимным, потому что его нужно хотя бы раз прояснить. А когда Моше-рабейну задаёт эти вопросы, он первый в истории, кто их поднимает. Тот, кто задаёт этот же вопрос повторно после того, как уже был дан ясный ответ, — вероотступник. Но тот, кто спрашивает впервые, — праведник.
Три периода
Таким образом, в жизни Моше были три периода, и каждый длился сорок лет (мидраш Берешит Раба). Сорок лет Моше был «как бы» египтянином, сорок лет «как бы» мидианитянином, и сорок лет — израильтянином, уже без «как бы», он нашёл себя. Рав Ашкенази сравнивал это с жизненным путём раби Акивы: сорок лет он был «как бы» простолюдином, сорок лет «как бы» учеником ешивы, а затем сорок лет был раби Акивой.
Это интересное сравнение: простолюдин приравнен к египтянину. Можно сказать, что простолюдин — это тот, у кого есть «дерех эрец» (нравственное поведение), и это было целью первого этапа поисков раби Акивы. Человек, у которого нет Торы, может обладать нравственностью, так как она часто заимствуется из общей культуры. Это важная тема в учении рава Ашкенази, и она требует детального рассмотрения.
Также интересно сравнение ученика йешивы с мидианитянином: из этого можно понять, что уйти в пустыню и учить учение Авраѓама — это ещё не означает быть «Исраэлем». Народ Израиля — это тот, кто, изучив Тору, выходит завоёвывать землю. Пока человек находится в йешиве, можно сказать, что он находится на подготовительном этапе перед завоеванием страны. И действительно, в последние сорок лет своей жизни, когда он стал самим собой, раби Акива сражался с римлянами и поддерживал Бар-Кохбу (Законы царей 11:3).
[1] «Эта статья является результатом осмысления учения моего учителя и наставника, раввина Йеѓуды Леона Ашкенази (Маниту), о личности Моше-рабейну как освободителя Израиля», р. Ури Шерки.
